— Говоришь, будильник ещё не звенел?

— Нет.

Я прижалась потеснее, наслаждаясь близостью.

— Запомни: для меня существуешь только ты, моя ведьмочка.

— Я запомнила, мой оборотень.

Ласки разбудили окончательно, тело горячо откликалось на каждое прикосновение. Мы оба тяжело дышали и упивались предвкушением, когда истошно зазвонил будильник.

— Мы его не слышим, — глухо прорычал мне на ухо Артур.

— Мы оглохли от страсти? — со смешком спросила я, сжимая его руку на груди.

— И онемели!

Его движения стали настойчивее, и я действительно перестала слышать чёртов будильник. Все мысли спутались. Дыхание сбилось. Веки закрылись сами собой. Я с головой погрузилась в чистейшее удовольствие.

В себя пришла, только когда будильник зазвонил в третий раз.

— Мы опаздываем. Уже пятнадцать минут пятого, — я посмотрела на дисплей и откинулась на подушку. — Кто придумал вставать в такую рань? Разве одно это — не доказательство садизма ведьмаков?

— Время назначали мы, — хмыкнул Артур.

— Что⁈ Но почему⁈

— Для них раннее утро — самое тяжелое время, они же полуночники. А так — наши небольшие неудобства компенсируются удовольствием смотреть на их сонные вялые рожи.

— А мою сонную вялую рожу тебе не жалко?

— У тебя свежее прекрасное личико. Иди в ванную и не спорь, иначе я тебя из постели не выпущу. Обожаю тебя сердитую.

— Извращенец! — фыркнула я и получила шлепок в ответ.

Завтракали вместе с ребятами и выехали почти вовремя. Однако чем ближе мы подъезжали к городу, тем сильнее нервничал Артур. Стиснул руль, смотрел на дорогу исподлобья и даже обложил в три этажа какую-то медленно едущую машинёшку, чего раньше никогда не делал. Я с удивлением посмотрела на него и вдруг заметила, как вперёд выдвигается нижняя челюсть, а из-под верхней губы показываются клыки.

— Артур, ты чего?

Он резко повернулся и смерил меня страшным взглядом. Моргнул. Схватил за запястье, прижал мою руку к лицу и часто задышал.

— Они что-то наколдовали. Сейчас сорвусь, — прохрипел он и резко свернул вправо через несколько потоков.

Под истошные гудки мы замерли на заснеженной обочине. Он сжимал кулаки. На лице проступили желваки, а на руках — шерсть.

— Артур, тихо. Ты справишься. Всё хорошо. Я рядом. Тихо, мой родной, тихо.

Я ласково гладила любимого по волосам и распахнула для него кофту. Он уткнулся носом в ложбинку между грудей и надсадно дышал.

Его плечи раздались в ширину. Затрещала ткань рубашки.

— Артур, пожалуйста, не надо. Мне страшно. Пожалуйста, не оборачивайся, — прошептала я.

— Лейла, — тихо простонал он и задышал глубже.

Я сжала его из всех сил. В бок больно впивался подлокотник, а в шею — ремень, но это не имело значения. Артур открыл полные боли глаза и поцеловал меня. Я ответила. Гладила его по спине, волосам, плечам.

— Всё хорошо. Ты справился. У тебя получилось. Ты сдержался. Я тобой горжусь, — шептала я. — Ты мой самый нужный, самый лучший.

Он и правда стал прежним. Отдышался, погладил по щеке и повернулся лицом к дороге. Зло улыбнулся, включил поворотник, посмотрел в зеркало заднего вида и резко тронулся. Шины шлифанули обочину. Машина рванула с места и встроилась в поток.

— Что это было?

— Провокация.

— Но как они…?

— Не знаю. Наверное, очередная Печать. Только теперь не против ведьм, а против нас. Значит, они тоже времени зря не теряли. Это что-то новенькое. Ничего. Мы ещё посмотрим, во что это выльется, — процедил он. — И Лейла, никогда не говори, что тебе страшно, если не хочешь, чтобы я обернулся. Потребность тебя защищать, наоборот, толкает принять боевую ипостась и прибить всех, кто тебя напугал.

— Извини… я не знала.

— Всё остальное ты сделала правильно, просто идеально. Твой запах успокаивает, твой голос помогает сдержаться. В боевой ипостаси я, конечно, не глухой, но мысли по-другому текут. И речь воспринимается иначе. Если что, говори короткими отдельными словами. Лучше простыми.

Он набрал на дисплее номер. Раздались гудки, потом послышался заспанный голос.

— Тимур, общая тревога, в город лучше не соваться. Ведьмаки наколдовали какой-то дряни, я чуть спонтанно не обернулся прямо в машине на дороге. Предупреди всех.

— Но как? — встревожился собеседник.

— Видимо, не прошли даром эксперименты над Евстигнеем. У кого с выдержкой плохо — в город не пускать. Всё, отбой.

Следом он предупредил Игоря, который с проблемой уже справился, и Давида, который пока ничего не почуял. Они с Тимеей недавно отъехали от дома.

Мы уже ехали недалеко от здания Трибунала, когда накатила вторая волна. На этот раз Артур сжал челюсти и продолжил вести машину. Я ласково гладила его по плечу и уговаривала потерпеть. Когда прибыли на место, из машины он буквально вылетел. Ни разу не видела его настолько злым.

Следом с визгом оттормозился Игорь. Вывалился из машины в порванной по швам куртке и с яростью огляделся. Компания ведьмаков, шедших к крыльцу, гнусно загоготала. Игорь замер, распрямив плечи, принюхался, а потом громко прорычал:

— Я запомнил запахи, однажды повеселимся вместе.

Насмешливые улыбки превратились в оскалы. Ведьмаки вроде и пытались уйти с достоинством, но давку в дверях всё равно устроили.

Мадина с Эльвирой вышли из машины.

— Что же сегодня будет? — прижала пальцы к щекам Эльвира.

— Всё то же самое, нет смысла тянуть.

Артур распахнул двери, и нас поглотило здание Трибунала.

Внутри было на редкость ведьмачно.

Оборотни явно задерживались. Невозмутимый Михаил Натанович, негодующий следователь Роров, старейшины с плотно сжатыми губами и тяжёлыми взглядами. Евстигней опоздал, как и Давид с Тимеей. Но оба оборотня-судьи ещё не появились, поэтому заседание пока не начиналось. Ведьмаки торжествовали, ведьмы удивлённо вертели головами.

— И стоило назначать заседание на семь утра, если сами опаздывают, — проворчала Шустова, оглядывая пустые скамьи со стороны обвинения. — Или случилось что-то?

— Случилось, — грохнул Роров. — Мы просим прощения за задержку, через десять минут все будут на местах.

И правда, вскоре двери распахнулись, и к нам присоединились остальные оборотни. Взлохмаченные, местами в подранной одежде и наэлектризованные бешеной злобой.

Когда все расселись, слово взял Роров.

— Сегодня над городом развёрнуто неизвестное нам колдовство, побуждающее обернуться. Мы считаем, что такая форма воздействия недопустима, ибо толкает нас на прямое нарушение Соглашения.

— Подтверждаю, — согласился первый судья.

— И я, — кивнул второй.

Надо узнать их имена. Кажется, они из числа старейшин, а я пока не со всеми знакома.

— И что вы предлагаете делать? — оглянулась на них ведьма-судья.

— Зафиксировать, что все три дня заседания производятся воздействия сначала на ведьм, а потом на оборотней. Думаю, что для всех в зале очевидно, чьих рук это дело. Вопрос в том, как на это отреагируете вы, ведь именно ваш голос требуется для коллегиального большинства, госпожа Шустова, — спокойно ответил сидящий рядом с ней оборотень.

— Предлагаю вынести последнее предупреждение. Если в следующие дни кто-то почувствует хоть малейшее воздействие, суд будет вынужден допускать на заседания ведьмаков только после лишения силы. В профилактических целях.

По залу прокатился ропот, но всё быстро стихло.

— Что ж, все предупреждены, нет смысла задерживать заседание ещё сильнее. Начинайте, — повелительно махнула рукой Шустова.

А ведь я так ничего про неё не узнала. Возможно, стоило ею поинтересоваться.

Глаза зацепились за знакомое лицо среди ведьм. Внутри болезненно кольнуло узнавание, я приподнялась навстречу маме и лишь спустя несколько мгновений поняла, что это просто кто-то до слёз похожий на неё. Кто-то из Аглаевых. На меня эта ведьма не смотрела, и я села на место, отвернувшись. Мамино лицо на чужой ведьме — то ещё испытание для нервов.

Следователь-ведьмак тем временем уже излагал повестку. Речь шла о том, что наши с девочками следы обнаружили только в темнице, на лестнице и в вестибюле. Он так же упомянул, что Арские обвиняют нас в хищении ста тысяч рублей, которые лежали на комоде.